«Эта собака — наш негласный оберег. Его зовут Тоша. Произведение современное. Это бисквит (неглазурованный фарфор) московской мастерской Игоря Клименкова. У нас было оттуда большое поступление после выставки «Дайте Мишке шанс» в 2017 году», — пояснил хранитель.
Фонд керамики и стекла, рассказывает Михаил Викторович, занимает три зала в здании бывшего генерал-губернаторского дворца. Здесь 107 шкафов, в которых вещи распределены по тематическому или географическому принципам. Всего тут больше 4 300 единиц хранения. Костяк фонда — около 900 предметов — был сформирован ещё при первом директоре музея Фёдоре Мелёхине в 20-е годы ХХ века, и с коллекцией до сих пор работают специалисты.
Ещё не у всех предметов удалось выяснить истории — кому они принадлежали, где находились до того, как попали в музей. В принципе, долгое время фарфоровые и стеклянные вещи считались просто декоративным украшением залов. Системная работа по научному изучению и прицельному комплектованию коллекций стекла и керамики начала проводиться в музее только с 70-х годов прошлого века, когда сюда пришла Людмила Ведерникова. Она посвятила работе пятьдесят лет. И сейчас дело продолжают её преемники, а памяти Людмилы Романовны в музее посвящают выставки . Именно Людмиле Ведерниковой, рассказывает Михаил Ермола, удалось установить, что самым древним предметом в фонде керамики и стекла является этот изразец с изображением профиля рыцаря.
«Это п редставитель западноевропейской коллекции. Когда он только поступил в музей, он был атрибутирован XVI веком, производство Италии. Впоследствии благодаря взаимодействию Людмилы Романовны с сотрудницей Эрмитажа Богдановой возникла гипотеза, что этот предмет, нужно датировать XIV веком. Судя по аналогам, которые сегодня доступны в каталогах, скорее всего, это Франция. Так, благодаря тому, что появляются новые материалы, бытие нашего фонда продлилось ещё на два столетия», — сообщил Михаил Ермола.
Самые масштабные экспонаты, которым не хватило места в шкафах, стоят в открытом виде. Например, эта огромная круглая ваза — часть коллекции русского дореволюционного стекла. Она была изготовлена во время правления Николая II. Ваза украшена узором в виде ягод вишни.
«Есть гипотеза, что эта вещь находилась в великокняжеском дворце. Мы это косвенно определили по снимку 1914 года. В одном журнале, посвящённом самым примечательным усадьбам Российской империи, фигурирует снимок, сильно засвеченный, который мы даже с помощью нейросетей пытались о бработать. Там напротив распахнутого окна стоит нечто округлое. И в соотношении с габаритами других предметов можно предположить, что там именно эта сама округлая ваза. Период поступления её к нам говорит, что она могла там находиться. Проблема в том, что мы аналогов этого предмета пока не нашли. Возможно, когда-то она была замонтирована в металл, в бронзу. Но это только гипотеза», — сообщил Михаил Ермола .
А происхождение вот этой фарфоровой обезьянки известно. До революции она была украшением Новомихайловского дворца. Это точно установлено по фотографиям. Но судьба у неё оказалась непростой: статуэтка сильно пострадала. Когда именно это случилось, современным музейщикам выяснить не удалось. Возможно, её разбили ещё сто лет назад при доставке в Омск. Обезьянку чинили, но не очень успешно. Сейчас мы можем любоваться этим экспонатом благодаря золотым рукам сына Людмилы Романовны — реставратора Михаила Ведерникова. Он служит в музее уже почти 30 лет. В 2009 году взялся за эту статуэтку, признаётся, что потрудиться, конечно, пришлось.
«У шло на работу около года. Чистки много было. После прошлых реставраций внутри были деревяшки, цемент, мастика. Цемент от воды жёстким становится, а мастики мягчают. Д ля армирования там были железные штыри. Газетка внутри была 1953 года», — поделился Михаил Ведерников.
Сейчас обезьянка выглядит хорошо. Она совсем недавно вернулась в хранилище после выставки. Рядом с ней находится канделябр, изготовленный на Императорском фарфоровом заводе в конце XIX — начале XX века. Там же был создан вот этот фарфоровый футляр для часов. Механизм, к сожалению, до нас не дошёл. Автором модели, вероятно, был Август Шпис — главный модельмейстер ИФЗ, отметил Михаил Ермола.
Если для хранения картин очень важны температурно-влажностный режим и уровень освещённости, то для стекла и фарфора требования свои — главное, ничего не ронять. Потому даже перчатки сотрудники используют не всегда — лучше лишний раз протереть экспонат, чем переживать, что он выскользнет из пальцев. Повредить может даже вибрация. Поэтому благоустройство территории вокруг генерал-губернаторского дворца, когда буквально под окнами работала различная дорожная техника, заставило музейщиков поволноваться. Но обошлось без потерь.
В числе самых первых поступлений, когда в омском музее только начинала формироваться художественная коллекция, были эти две вазы, украшенные фигурками фавнов, и кашпо в китайском стиле. Эти вещи, судя по старым фото, стояли в кабинете директора Фёдора Мелёхина. К слову, он находился как раз там, где сейчас располагается один из залов фонда стекла и керамики.
Рядом на столе огромное блюдо. Вещь редкая. Это единственный в омской коллекции образец китайского императорского фарфора. Правда, позднего — блюдо было изготовлено на рубеже XIX-ХХ веков.
Весит оно, по словам Михаила Ермолы, около пяти килограммов. Подлинность подтверждает марка на оборотной стороне.
«В центре изображён пятипалый дракон с жемчужиной — символ императорской власти. Есть гипотеза, что изначально, кроме дракона, на тарелке были только крабик, группа рыб и креветка. Они отличаются особой чёткостью и насыщенностью краски. Остальные изображения более тусклые, как будто краска при обжиге не проявилась, как должна была. Возможно, эти изображения были нанесены позже», — отметил специалист.
Продолжая восточную тему, Михаил Викторович продемонстрировал предметы из японской коллекции, которые производились на экспорт в XIX веке. Эти эффектные вещи были приобретены для музея в 1998 году у коллекционеров на средства, которые удалось собрать в рамках одного из музейных проектов Людмиле Ведерниковой. Всего тогда было приобретено около 50 предметов, кроме керамики, были еще экспонаты из металла и ткани.
«Если выставить эти фаянсы под нужным освещением, они собой заполнят всё пространство, причём любое. Сюжет очень знаменитый, он касается просветлённых, скажем так, буддистских святых . Японцы усиливали некоторые свои эстетические приёмы, чтобы впечатлить европейцев. И впечатлили. Наш бывший замдиректора по науке при экспонировании этих вещей намекала связь с творчеством Густава Климта. Я бы не сказал, что здесь есть прямая связь. Но кто его знает?» — заметил Михаил Ермола.
Что касается русских мастеров, они тоже умели удивлять. Посмотрите только на этот бокал XVIII века с изображением сцены охоты. Михаил Викторович отметил, что именно в то время гравировка по стеклу достигла в России расцвета.
А здесь мы видим изображения винограда. Это изготовленный на ИСЗ в Петербурге сервиз «На манер английского с резьбой виноградных листьев». Он представлял собой копию жутко дорогого набора посуды, который заказал в Лондоне Павел I.
«1600 фунтов стерлингов он стоил. И это в конце XVIII века. К этому сервизу приставили конкретного человека, у которого была забота только одна — сохранять. Впоследствии эти предметы повторяли — с ко нца XIX до начала XX века тиражировали. Почти в каждом музейном собрании эти вещи есть. Но вещи ценные — они с контекстом, с историей, с интенцией», — говорит Михаил Ермола .
Ещё два интересных предмета из коллекции русского дореволюционного стекла. Это примеры росписи прозрачными эмалями. По словам искусствоведа, такую технологию для Императорского стеклянного завода разработал химик Д. Карцев ещё в 30-е годы XIX века.
«Это яркие представители эпохи историзма на ИСЗ, они в музейных собраниях существуют в единичных экземплярах. Похожие кумганы есть в Государственном Эрмитаже, но там другая роспись. Наши вещи по-своему уникальны. Автором их гипотетически был знаменитый Иван Иванович Муринов, который занимался разработкой подобного рода декоров для прозрачных эмалей», — объяснил Михаил Викторович.
А вот предметы из банкетного сервиза 60-х годов XIX века. Эти вещи принадлежали Алексею Александровичу, сыну Александра II. Главная специфика здесь — в наличии медальона. Монограмма заключена между слоями стекла.
В ХХ веке, в советское время, в нашей стране возник запрос на разработку новой эстетики. Одним из авторов, которые взялись за решение этой задачи, стала Евгения Вихрова. Она работала на стелозаводе «Восстание», возглавляла группу, занимавшуюся ручной росписью малотиражных стеклянных вещей. Целью художницы было сделать утилитарные предметы более эстетичными.
Ещё дальше в этом направлении пошли Дмитрий и Людмила Шушкановы. Для созданных ими предметов характерна сложная авторская технология изготовления и яркий художественный эффект.
«И м место не в интерьере, им место в выставочном пространстве. Когда речь заходит о работах Шушкановых, часто говорят, что главная составляющая их творческого процесса была технологическая. Но я бы с этим не согласился. Поиски и эксперименты в сфере технологий были обусловлены поиском новой эстетики. Здесь не просто декор, а настоящие пейзажи» — отмечает Михаил Ермола.
А эти вещи, продолжающие разговор об эстетике советского времени, поступили в музей совсем недавно — в прошлом году. Их преподнёс в дар экс-сотрудник музея им. Врубеля Иван Гольский.
«Представители коллекции доливных чайников — «Золотой олень» и «Красавица». Производство Дулёво. У этих вещей один автор модели — Пётр Леонов, он отец той Дулёвской эстетики, которая по сей день является самой узнаваемой. Авторы Дулёво примиряли яркость и нарядность с традиционностью. И это впечатлило и Европу. Чайник «Красавица» получил большую золотую медаль в 1937 году на выставке в Париже. А через 20 лет на выставке в Брюсселе золотую медаль получил «Золотой олень» — в 1958 году», — уточнил хранитель .
Продукция Дулёвского фарфорового завода в коллекции музея им. Врубеля представлена довольно хорошо. Дело в том, что упоминавшаяся выше Людмила Ведерникова дружила с Астой Бржезицкой — самым известным скульптором Дулёво. Многие вещи были получены в дар от Асты Давыдовны. Осталось много воспоминаний, писем.
«Композиция называется «Пушкин. Последний день». Аста Давыдовна передала этот предмет в наши фонды в конце 1990-х и заметила: «Отдам в Омск, там его все любят и никто не убьёт». Вроде бы фольклор, но это тоже интересно», — поведал Михаил Викторович.
Также с омским музеем дружила и ученица Асты Бржезицкой Галина Соркина. Из её работ, кроме скульптур, в коллекции есть и такой необычный экспонат — авторская палитра с автопортретом.
«Дело в том, что керамические краски — они серые. И до обжига вы не узнаете, какой у вас оттенок. Обычно художник берёт кусок фарфора, который будет в обжиге, наносит краски — и все. А здесь видно художника, который не может просто сделать палитру, он из своей обычной палитры делает художественное произведение. И Аста Давыдовна, и Галина Соркина делали именно такие палитры», — отметил реставратор Михаил Ведерников .
А эта статуэтка была вдохновлена дружбой между скульпторами. Она называется «В поисках жанра». Автор Аста Бржезицкая посвятила её своей подруге и ученице Галине Соркиной.
Михаил Ермола отметил, что пополнять фонды музея помогают не только художники, скульпторы или коллекционеры. Нередко дарителями выступают и обычные люди.
«Бывает, какая-то выставка служит триггером. Омичи видят экспонаты, вспоминают, что у них есть что-то подобное, и любезно нам предлагают. Надо понимать, что редкость и ценность предметов со временем меняются. У нас есть вспомогательный фонд, куда попадают предметы, пока не отвечающие требованиям к музейному экспонату. И из него вещи через несколько десятков лет или быстрее могут перейти в основной фонд. Как только что-то начинает исчезать, надо это собирать и хранить. Мы собираем не просто вещи, а интенции эпохи», — поделился Михаил Викторович .
Так что если у вас дома вдруг есть интересные предметы, которые, как вам кажется, достойны, чтобы сохранить их для будущих поколений, их можно предложить в дар Омскому музею изобразительных искусств.
Текст и фото: Наталья Семенова.
Источник: 12 канал
23.04.2025 14:46